sestra_milo

Экзамен. Кратко. Саня не пришел. Оценки всей группы: Чайковская и Маринка - 2, Ирка Вороная и Светка Попелюк - 3, я, Олька и Алка - 5!

Сегодня мать не пустила меня на улицу, потому что я не нарвала птицам одуванчиков. Я притворилась, что у меня болит голова, но мать сказала, чтобы в таком случае я постояла на свежем воздухе на балконе. Я слегка поревела - обидно! - потом отменила голову и пошла смотреть фильм.

Сегодня во дворе мы с Саней старательно притворялись, будто мы вовсем незнакомы. Но неужели вчерашний разговор был случайным, и так он им и останется? Я узнала нового, совершенно незнакомого Саню, и влюбилась в этого человека еще больше. Никто не мог рассказать мне о Сане столько, сколько я узнала от него вчера. Почти все, что мне говорили, не совпадало с действительностью. Нет, я не хочу так! Я постараюсь закрепить эти новые отношения любым (разумным!) путем.

Я вспомнила еще кое-что. Во время нашего разговора Сане иногда в досадных местах хотелось выругаться, но он сдерживался. А вот с Инкой Воловенко, когда он под 1 мая не смог пойти с нами, он держал себя довольно развязно, ругался и слегка обзывал ее. У меня уши вяли.

Ирка весь день швыряла меня на траву и учила меня приемам. Я вся в синяках. Вышло! И я пробовала играть в теннис, так никто не верил, что я впервые взяла ракетку в руки!

Я надела на сольфеджио любимейший свой комбинезон. Зашла за Олькой и Маринкой. По их словам, у меня был "фирменный" вид.
Когда мы подходили ко второй школе, возле будки с мороженым я увидела Саню. Мы встретились глазами и улыбнулись.
На перемене я достала спички, которые захватила из дому. Мы сначала жгли их на улице. Потом Олька погналась за Маринкой - отбирать спички. Я вошла в класс - они за мной. Мы сожгли тут пару спичек, Саня с улыбкой за нами наблюдал. Екатерина Борисовна, как только вошла, принюхалась и спросила: "Кто жег спички?" Мы все отнекивались.
Нам быстро продиктовали содержание оперы "Риголетто" и мы стали убирать. Но убирали в основном Саня и его верный вассал Светка Чайковская. Ек. Бор. снова стала спрашивать, кто жег спички. Но она делала это с юмором, сказала, что она же нас не накажет, чего мы боимся? Мы только пересмеивались. Тогда она спросила у Сани, потом у Маринки, а потом у меня. До этого на негласном совете было решено, что виновница - я. И поэтому я только собралась открыть рот для признания, как услышала, что Саня зовет меня громким шепотом. Он отошел подальше, сказал еле слышно: "Это я" и ударил себя по груди. Потом он пошел выбрасывать мусор, а я выпалила: "Это он!"
Светка удивленно протянула: "Так это не он!"
Потом Ек. Бор. предложила устроить маевку в воскресенье. 
Я заорала: "Ура! Даешь лес!"
Ек. Бор. принялась меня хвалить, что я всюду сую нос, что я неутомимая, что затейница, компанейская, и т.д. и т.п. Потом персонально пригласила Саню и торжественно попросила его не забыть спички для костра. Саня покраснел, посмотрел на меня и согласился. 
Ек. Бор. поймала этот взгляд и начала: "А что ты на нее смотришь? Еще и знаки ей делал и кулаком грозил, чтоб не выдавала! Вот чертенок!"
Маринка не выдержала: "Это он ей знаки делал, чтоб на него свалила!! Я была красная, как вареный рак, но счастливая.

А почему Саня так поступил? Я не помню, вроде не записала, что когда мы мерили кроссовки Сане, я спросила с досадой:
- И чего вы такие большие?
Саня покраснел, смешался и смолчал. А сейчас это похоже на доказательство. Странно, я помню Саню грозой всех девчонок, сорви-головой, его боялись все, а сейчас? Очень, очень странно. Вот Ирка удивится!

Я не удержалась и в самых осторожных выражениях рассказала Илье. Он хмыкнул и сказал:
- Все ясно! Как Том Сойер.
Вроде, с вами все ясно: он втырился, и моя сестричка не воздержалась. Мол, все понятно.
Верно - Том Сойер, только старше на 5 лет. Но ведь все меняется. Но мне кажется, что я сплю. С ума сойти! Это невозможно представить тому, кто знал Саню-сорви-голову два года назад. Я - знала. Для меня - странно.

На демонстрации я держалась рядом с Аленкой Кукольник. Мы забрались в первую школу, много  раз проходили потом мимо 4-й, но я увидела только Алябу. Зато встретила Инку Воловенко и толкнула ее нарочно в спину - я была зла на нее. Она чуть не упала и огрызнулась.
После парада мы: Ирка Маслова, Инка Гаврилюк, Русланка Слободяная и я - бродили. Потом Ирка ушла, а мы пошли к Русланке домой. Там девчонки учили меня играть в карты. Потом мы пошли в кино. Домой я пришла в три. Мать наказала меня: на все каникулы запретила гулять. Мне повезло: начался дождь. Не так хоть обидно.

Я просто эгоистка! Я поставила себя на место Сани и затосковала. Чего мне от него нужно? Он свободен и делает что хочет! Если он в меня влюбится или захочет со мной дружить, то скажет сам, если захочет. Самое умное - смыться с горизонта, что я никак не могу выполнить. Или хотя бы не выходить во двор, когда он там, и смываться от него. Самое умное.

Я пошла за песком для елки и... познакомилась с Саней Осилетченко. Он провожал Ирку с вечера в Д.К. (дико звучит "де ка", но так говорят все). С мягкими чертами лица, угловатый. И не верится иркиным рассказам. Хотя она не врет, по крайней мере мне (не только). Как он мог курить? И собирать иркины записки, требуя за каждую два поцелуя и сеанс в кино? Он не мог даже со мной как следует познакомиться. Совсем ребенок. Буркнул:
- Здрасте.
Я насмешливо перекривила:
- Здрасте. Привет!
И протянула руку:
-Женя.
- Саня.
Потом я узнала, что я ему понравилась. Нет, не понравилась, он не сказал точно. "Ничего девчонка". Интересно, как точнее? Это просто дань приличия или иркиной подруге Женьке? Мне бы хотелось узнать его мнение. Как-никак он друг моей подруги, и, может, после и мой друг.

Или день рекорда по занятости. Судите сами:
14:30 - музыка
15:00 - олимпиада по рус. литре
19:00 - вечер в доме культуры.
И еще уроки, уборка... Подготовка платья... Дел по горло! (Но я люблю, когда их много!)
На музыку не пошла. Забыла предупредить Мрину Лнидну (Марину Леонидовну) и пришлось идти в школу. А заодно взять с собой ноты для отвода маминых глаз. Зашла чуть раньше начала урока. Прошла в канцелярию. Звоню Мрине -не отвечает. Хотела оставить записку, и тут заметила, что забыла ручку! Плакала моя олимпиада!
Что делать? Идти домой? До трех вернуться я вряд ли успею. А, все равно, пропадать, так без ручки!
... Четвертая школа... Сашкина школа... Невысокое голубое здание. Заглянула во двор и ахнула! Громадный двор, очень неуютный. Два-три закоулочка (не видных у ворот сначала). Что делать? Евгения Александровна обещала около трех встретить меня у ворот. А пока никого нет, значит, придется подпирать ворота. Недалеко какая-то девчонка подпирает столб. Тоже на олимпиаду...
Подошла какая-то женщина в три обхвата. Она-то нас и провела. Зашли в какой-то флигель. Лестница. Толстуха куда-то исчезла. Моя спутница уже нашла знакомую. Шел обычный разговор. На меня, то есть, на мою шапку, поглядывали с интересом. Я нарочно решила не снимать ее.
Подошли учителя. Олимпиадщиков собралось порядочно. Нас провели вдоль по кородору в зал. Я бы никогда не сказала, что это актовый зал, просто коридор, если бы не невысокая сцена и не елка, уродливо связанная из елочек. Голос учителя:
- Восьмые и седьмые налево, девятые и десятые направо!
... Все это описывать долго и скучно. Мы с Дорой вели себя нагло. Под конец мы сдали работы отсутствовавшим ненадолго учителям и инспектору и удрали домой.
... И вечер. Я одела ярко-красное платье из кримплена. Танцевали. Приглашали только девчонки, пацаны стояли в стороне. Мы с Хетой, Коброй, Лилькой и Дорой танцевали "Птичку", да так, что с нас сделали три снимка (да с меня один, когда я вначале стояла у стены). (Правду писали в одной книге, на балу есть неписаный закон: кто не танцует, тому грустно). И я все время ловила на себе взгляды администрации). Домой мы пришли в 21:30, т.е. в полдесятого. Когда мы пришли, Лильку заставили звонить мне, а меня - Лильке. И мы не могли дозвониться. (Так наши родители договорились, чтобы знать, когда кто-то из нас задержится).

Или еще 26? Даже не знаю. Этой ночью мне снился ужасный сон. Нет, не ужасный, а прекрасный. Может быть, это не принято, записывать свои сны, тем более что мне очень много их снится, но этот-то я запишу. Не хочу его забыть.
Так же, как вчера вечером, я, получив нагоняй, пошла за кефиром, получив у мамы взбучку и железный рубль.
Где это происходило? Я сама не знаю. Сначала точно в нашем магазинчике. Я купила кефир и встретила Сашкину мать. Она попросила меня присмотреть за ее больным сыном, у него опять желтуха. Я немного удивилась, Сашка недавно болел желтухой, но пошла. Саня лежал без сознания. Я поцеловала его, откинув со лба волосы...
Тут у меня провал в памяти. Помню только отрывки из отчаянного борзежа у Вальки. Саня с Алябой прячутся под одеялом, когда я хочу Сане дать лекарство, и хотят втянуть и меня туда. Какая-то центрифуга в комнате (!) и дверь, как в лифте... На нас орет Валькина мать... И опять провал...
И вот мы выходим из первого подъезда, я и Саня. Саня повзрослевший, вытянувшийся, молчаливый. Я в синем платье. Мы идем к нашему магазину. Заходим. И все меняется на глазах. Наш маленький чистенький магазинчик превращается в темный, грязный угол... большого и светлого здания ожидания на аэродроме. У Сани в руках откуда-то фуражка. Черный костюм. Да он же курсант летного училища! Но это меня почему-то не радует. Я вижу диспетчера, отгородившегося столами, а за этими столами, у стеклянной стены, саниных друзей-курсантов. Саня надевает фуражку. Как идет ему курсантская форма, как оттеняет его бледное лицо! С широкими, нет-нет, еще с узкими плечами, с тонкой талией, весь в черном, он необычайно красив. Но мне не до этого. Волны беспокойства охватывают меня. Саня проходит мимо диспетчера. Следом прошмыгивает стая девчат, тоже в форме. Мгновенно васильково-синее платье из шелка превращается в черное форменное, из складок платья выпадает фуражка. Готово! Можно идти! Но я вдруг замираю. Громкие раскаты смеха несутся из угла. Ах, ему и без меня там весело! Им всем! А Саня даже не попрощался... Выходит, я к нему лезу?
Пусть теперь он там смеется! Я быстро иду к выходу. Но выхода уже нет. Странно, куда он подевался? Я высоко несу голову, стараясь не споткнуться и не разбрызгать по лицу слезы. Три ступеньки на весь зал. Скромные прилавки. Суетятся люди. Странно. С одной стороны аэродром, с другой магазины, отделяемые тремя ступеньками? Я выхожу из магазина. На мне опять синее, уже ситцевое платье, на голове косынка. Но где же аэродром? Пустынная татутинская дорога. Я бросаюсь вперед. Впереди ставок. А возле ставка, не возле, а на полпути, аэродром села Тарутино. Там и разберусь, куда я попала, и где Саня, в Измаиле или здесь, в Тарутино. Далеко в сторону отлетели шлепанцы. Я никогда еще так не бежала! Рядом пристроились двое малых. Рывок - и они отстали. Мелькнул пушкинский дуб - даже кот на цепи померещился. Ставок. Нет, не ставок, а жалкий ручей. Берег весь в буграх, ямах, лужицах, присыпан глиной. Люди у воды, на скамейках. Подлетаю. "Где аэродром?" Наглые парни негромко издеваются над моим видом. Подол платья испачкан, при беге он сбился далеко выше колен. Все равно! Женщина с ребенком молча указывает рукой в сторону, откуда я прибежала. Я бухаюсь на свободное место рядом с ней. Уже без сил хватаю трубку... игрушечного телефона. Кто-то ласково, но настойчиво отбирает его у меня. Средних лет мужчина приносит старый, на два наших современных, телефон. Вызывает аэродром и дает трубку мне. Я прошу позвать к телефону Александра Ба... Бо... забываю фамилию. Но веселый голос перебивает меня. "Сашку? Минуту!" Трубку хватает Саня.
- Слушаю.
- Слушай, Саня, ты когда уезжаешь?
Молчание. Весело:
- Теперь жди!
... И все... Отрывки, отрывки... Вот и весь сон. Я, наверное, сентиментальничаю, пересказывая сон. Но разве весь этот дневник не сентиментальничание? Кому он нужен? Разве что мне. Или еще кому-нибудь, кто захочет изучать мою психику. Чтож, пусть изучает... А я буду просто вести дневник!